Валерий Гусев - Часы с лягушкой
– А как?
– Придумай. А то я уже столько придумал, что даже устал. Все, по машинам, господа офицеры, – Шмульц едет.
Мы опустились рядом с дедом на травку и стали мечтать о чем-то хорошем.
Господин Шульц приехал один, без охраны, только с водителем. Тот остался в машине, а Шульц направился к дяде Гене, который скучал, сидя на дальнем конце фундамента, и что-то ему сказал. Дядя Гена вскинул дубинку на плечо и поплелся к лесу. А Шульц исчез в лабиринте. Как дневное привидение.
Алешка привстал – мне показалось, что он волнуется. Минуты шли. Час настал.
– Акимыч, коровы готовы?
– Всегда готовы! – Дед вскочил, взял свой длинный кнут и щелкнул так, будто раздался выстрел: – Становись!
Коровы дружно вскинулись, взмахнули кто хвостами, кто головами и, на ходу выстраиваясь вереницей, будто в ногу зашагали вдоль фундамента, отчаянно пыля копытами, радостно взмыкивая, роняя лепешки. Среди них шагал и Акимыч-аист, важно заложив крылья за спину.
И надо же – точный расчет: посреди стада нарисовался испуганный господин Шульц. Вот и мой час настал!
Лавируя между коровьими рогами и хвостами, я приблизился к нему и сказал:
– Не волнуйтесь, они не все бодаются. Некоторые только лягаются.
– Обрадовал! – Шульц громко чихнул. И заорал водителю: – Давай сюда! Не видишь – шеф в опасности.
Отвлекать Шульца мне не пришлось – он так волновался среди стада коров, что ничего, кроме них, не видел. И вот у него за спиной появились двое – аист Акимыч и мой брат Алешка. Сквозь вопли Шульца и коровий мык я ничего не услышал, никакой команды. Зато хорошо видел, как Акимыч шагнул вперед и профессионально запустил клюв в карман Шульца, что-то вытащил из него, бросил на землю с той же брезгливостью, что и соленый огурец, снова сунулся уже в другой карман пиджака. Шульц обернулся и еще больше испугался, замахал на Акимыча обеими руками и заорал:
– Иди отсюда! Брысь!
Акимыч ничего ему не сказал, а просто важно пошел за стадом. Шульц ввалился в машину, хлопнул дверцей – и пыль столбом!
Когда стадо прошествовало на водопой, Алешка подобрал что-то с земли, подошел ко мне и гордо сказал:
– Операция удалась! Благодарю за внимание.
Он протянул мне ладошку, на которой лежала какая-то штучка. Размером со спичечный коробок, с двумя кнопочками – красной и белой. И с короткой оборванной цепочкой.
– Это что? – тупо спросил я.
– Золотой ключик, – скромно ответил Алешка. – От заветной потайной дверцы. – И рассмеялся от души. – У тебя на лбу написано, что ты ничего не понял! – Он достал из кармана значок с видом замка «Ампир». На значке тоже болтался кусочек цепочки. – Этот Шмульц, Дим, такой растеряха! Потерял сначала брелочек от своего ключика, а сегодня у него украли и сам золотой ключик.
Я молчал, капитально прибалдев.
– Мы с тобой как ща откроем этой штучкой заветную дверцу, как выгребем из заначки денежки – и ни копеечки Шмульцу не оставим. У него замок в горах есть, с голоду не похудеет.
– Лех, – я грустно покачал головой, – ты украл эту штуку.
– Ничего я не крал! Это все Акимыч. И он ее выронил, а я нашел! Съел? Очень вкусно?
Очень, даже тошнит.
– Этот Шмульц, – горячился Алешка, – обокрал людей! А мы им эти деньги вернем. Это будет справедливость! Нам еще спасибо скажут. Пошли!
– Куда?
– Деньги считать. Чтоб все было честно.
Тут я усмехнулся:
– А ты, Лех, до скольких миллионов считать умеешь?
Он тоже усмехнулся во весь рот:
– Я, Дим, и до одного-то миллиона не насчитаю. У меня старший брат есть.
Ага, старший брат… Сказал бы уж прямо – соучастник.
– Ладно, пойдем. – Мне тоже хотелось если уж и не пересчитать миллионы, то хоть посмотреть на них. Наверное, целая куча. Или две.
– Быстренько, – поторопил меня Алешка, – пока Гена не вернулся.
Все получилось, как и обещал Алешка. Или почти все…
Мы остановились перед глухой стеной, в которой едва заметными трещинками определялась заветная дверца. Алешка протянул к ней руку с приборчиком, вздохнул прерывисто и нажал красную кнопку… – и ничего. Ни звука, ни движения.
– Ошибился немного, – пробормотал он и нажал белую кнопку.
Что-то пискнуло, щелкнуло, и дверца отошла в сторону. Из получившейся дыры пахнуло холодком, а вдобавок и темнотой.
– Дим, – шепнул Алешка, – у тебя есть фонарик?
Здрасьте! У меня прямо привычка такая – белым днем ходить в чистом поле с фонариком.
– Так я и знал, – с осуждением вздохнул Алешка. – У тебя никогда ничего нет.
Мы просунули голову в дыру. Темнота и сквозняк. Ну и страшновато немного. Кто знает – что там за этой дырой. Уж конечно не кукольный театр.
– Пошли домой, – малодушно предложил я.
– Ага, – живо согласился Алешка. – Правильно, Дим. Ты погнал домой за фонариком, а я пока буду Гене зубы заговаривать. И не забудь Акимычу крыло пожать.
– Этому жулику? Который прямо из кармана украл…
– Дим, когда у врагов крадут – это не кража вовсе, а похищение. И не парься: мы с тобой ничего не украли. Это птичка ключик сперла.
Я выбрался в поле и побежал за фонариком. Когда я вернулся, Алешка что-то рассказывал охраннику Гене, а тот хохотал от удовольствия.
Мы забрали свои удочки и пошли «в лес на рыбалку». Незаметно вернулись и остановились возле дыры.
Как-то было не по себе. Мало того что «ключик» украли, так еще и деньги собираемся забрать. Какие бы они ни были, но они не наши.
Я включил фонарик, и мы вошли внутрь. Никаких денег там не было, а была бетонная лестница, которая вела вниз. Второй этаж парковки. Или первый – как правильно?
Там был такой же широкий «калидор» с гаражными боксами по бокам. И никаких денег. Но мы все-таки дошли до самого тупика. А там еще одна дверца. Стальная. Как танковый люк. И тоже без дверной ручки и без замочной скважины.
Алешка снова нажал белую кнопочку. Сработало. И что там за этой дверью? Украденные миллионы?
Это была такая маленькая комнатушка, у стены которой стоял большой сейф, на колесиках.
И как мы ни «пикали» ключиком, он не распахнулся. И никуда не покатился.
– Я так и знал, – сказал Алешка. – Мы его не откроем. Ну и ладно. И никто его теперь не откроет. Только папа. Это ему будет подарок от нас. Не то что картошка жареная от тети Зины.
Я подумал, что он стал заговариваться, от темноты. И не ошибся.
– Теперь, Дим, главное, чтобы эти денежки Шмульц не уволок в свой замок. Который в германских горах. – Он встряхнул пакет, в котором что-то брякнуло, будто проверил его содержимое.
– Все, Лех, пошли. – Мне не терпелось выбраться из этого подземелья. Вдруг папа Шульц уже спохватился и сейчас примчится сюда со своими амбалами искать свой брелок? А найдет нас. А если он нас найдет, то тогда нас уже не найдет никто. Даже классный опер капитан Павлик.
– Пошли, Дим, – сказал Алешка, – выходи первый. А у меня маленькая проблема.
Он немного задержался со своей проблемой (я думаю, он сделал это назло) и запер дверцу красной кнопкой. Когда мы, заперев первую дверь, выбрались к свету и теплу, дядя Гена все еще посмеивался и крутил головой.
– Что ты ему напел? – спросил я Алешку.
– А… ерунду всякую. Про свои детские сны.
Можно себе представить! Я уже про эти сны когда-то рассказывал (кенгуру летает по комнате с мясорубкой в кармане, дедушкины тапочки шлепают по полу без всяких ног, кот Делька вдруг заговорил человеческим голосом и заявил, что он теперь Змей Горыныч), поэтому повторяться не буду. А хороший человек дядя Гена пусть посмеется вволю. Это полезно, особенно когда скучно сидеть на одном месте, охраняя помойку.
– Эй! – крикнул он нам вслед. – А где же ваши удочки?
– Мы их обменяли, – не задумался Алешка, – на внедорожник.
– Что-то его не видно!
– А он в лесу застрял.
Ну, теперь дяде Гене на две смены хохота хватит. Вот только почему у Алешки пакет пустой? Что он там оставил? Лягушек, что ли? Но они не брякают – они квакают. Я искоса взглянул на него и понял, что спрашивать Алешку бесполезно. Придет время – сам расскажет.
Когда мы пришли, мама нежно и заботливо рыхлила картофельные грядки, будущие.
– Ма, – сказал Алешка без ехидства, – мне Акимыч знаешь что рассказал?
– А что, он у тебя уже говорить научился?
– Да не тот Акимыч, а дед Акимыч. Он рассказал, что когда в Пеньках был колхоз, то доярки для своих коров во время дойки и во время их жрачки включали музыку.
– И что? Коровы плясали? – усмехнулась мама. – Или хороводы водили?
– Они молока больше давали. И не брыкались.
– К чему это ты придумал?
– Я не придумал. Я тебе посоветовать хотел. Когда ты за картошкой ухаживаешь, ты ей, что ли, песенки пой. Из твоего счастливого детства.
